НулевойПервыйВторойТретийЧетвертыйПятыйШестойСедьмойВосьмойДевятыйДесятыйОдиннадцатыйДвеннадцатыйТринадцатый

Дело собирания и сохранения древностей. История московской торговли стариной изобилует анекдотами и легендами.


Официально Москве – 865 лет. Неофициально – скорее всего, не менее тысячи. Такая длинная и богатая история шла в сопровождении множества искусно созданных и значимых вещей, и предметы повседневного обихода через столетия приобретали статус антикварных. Многое из этого исторического наследия удалось сохранить в галереях и музеях, которыми сегодня так богата наша столица. Но немалую роль в сбережении древних артефактов сыграли и московские антиквары. Но с какого времени в Москве появилась у нас антикварная торговля и кто были эти люди?


Все – от Петра

Принято считать, что антикварная торговля в Москве появилась благодаря Петру I (1672–1725). Мол, путешествуя по Европе с Великим посольством в 1697–1698 годах, юный Петр посетил Кунсткамеру в Дрездене, а в Берлине – Кабинет медалей и античных скульптур, сообразил, что европейские монархи не мыслят жизни без собирания предметов искусства и прочих редкостей, и решил завести то же самое в России. Оттого и возник спрос на всевозможные древности и у нас, вследствие чего появились в Москве торговцы антиквариатом.

Конечно же это миф. Предметы искусства окружали Петра I c детства. Московские цари, бояре и купцы собирали в своих домах немалые коллекции исторических ценностей задолго до рождения самого Петра.

Во дворцах его отца, Алексея Михайловича Тишайшего (1629–1676) были великолепные собрания русского и европейского искусства: книги, мебель, ковры, посуда, часы, картины, зеркала, оружие и конечно же иконы – царь был очень набожен и ценные иконы собирал с особенным рвением.

Кстати, собранное им английское серебро, представленное сегодня в Оружейной палате, просто уникально.

Работы XVI–XVII веков не имеют аналогов даже в британских музеях. Дело в том, что привезенные купцами и дипломатами предметы в Москве были сохранены, а в самой Англии подобные вещи во время английской революции 1640–1660 годов переплавили на монеты – нечем было расплачиваться с солдатами.

От царей не отставала и знать. Дом Василия Васильевича Голицына (1643–1714) на Старой Басманной улице приводил в восторг даже именитых заморских гостей не только великолепной отделкой, но и библиотекой и собранием предметов искусства. Фаворит правительницы Софьи (1682–1689) и фактический правитель Московского государства в этот период, князь Голицын свободно говорил на нескольких языках и был большим знатоком и ценителем искусств. Прекрасную библиотеку и коллекцию картин немецкой работы имел предшественник Голицына на должности главы правительства, сподвижник Тишайшего – боярин Артамон Сергеевич Матвеев (1625–1682). Дипломат Афанасий Лаврентьевич Ордин; Нащокин (1605–1680) свободно владел латынью, и в его огромной библиотеке были книги практически на всех европейских языках.

Так что Петру и «птенцам гнезда Петрова» не пришлось открывать что;то невиданное – они логично продолжили уже заложенную в России традицию собирательства. Тем более что и торговцы древностью в Москве появились впервые отнюдь не в Петровскую эпоху.

Кто;то же обставлял дома московских вельмож и царей, привозил редкости из Европы, с Востока и из нашей глубинки! Традиции торговли иконами вообще сложились до воцарения Романовых, хотя… продавать икону было нельзя. Ее формально «меняли», «выменивали» – такой вот был священный товар.

Тем не менее мы не можем не признать, что Петр Великий сделал собирание коллекций повсеместным занятием аристократов и богатой верхушки империи, а также создал первый русский музей и впервые законодательно оформил антикварную деятельность. Пример царя, скупавшего в Европе целые коллекции и библиотеки для создания Государева Кабинета редкостей, из которого позже возникла Кунсткамера, вначале находившаяся в Москве, оказался благотворным. Дома его сподвижников украсились европейскими картинами, мебелью, всевозможными диковинами. Страсть к собирательству покорила русское общество.

Петр разработал правила собирания и сохранения древностей – с них должно было делать чертежи и рисунки. Древние рукописи приказано было переписывать и издавать, архивы – систематизировать. В «Табели о рангах» от 1722 года появился чин XIV класса – «антиквариус», приравненный к «надворному библиотекариусу». Предметы искусства начиная с эпохи Петра I становятся непременным украшением быта высших слоев общества.

Когда описывали в казну в связи с делом царевича Алексея Петровича (1690–1718) поместье Ясенево, то среди прочего были отмечены три десятка итальянских гравюр, то есть «листы печатные фряжские».

Новоселье, отмечаемое в 1698 году в новом доме генерал-адмирала Франца Лефорта (1655–1699), поразило гостей не только европейской архитектурой, но и богатством интерьера, не уступавшим европейским дворцам. Надо думать, что на покупке этой обстановки некий торговец антиквариатом неплохо заработал.

Выдающимися библиоманами были Андрей Андреевич Виниус (1641–1717), государственный деятель эпохи Петра, составивший огромную библиотеку и переводивший труды по военному делу и технике, и Яков Вилимович Брюс (1670–1735), генерал-фельдмаршал и создатель отечественной артиллерии. Его собрание насчитывало 1500 томов. Среди коллекционеров той эпохи – генерал-фельдмаршал граф Борис Петрович Шереметев (1652–1719) и первый русский историк и видный государственный деятель Василий Никитич Татищев (1686–1750).

Многие московские коллекции ожидала печальная участь – в огне Отечественной войны при пожаре Москвы погибли собрание картин и гравюр писателя и сенатора Адама Васильевича Олсуфьева (1721–1784) и ценнейший архив графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина (1744–1817). Собранные Мусиным-Пушкиным буквально по всей стране древние летописи, рукописные книги, грамоты Древней Руси, старопечатные издания, автографы исторических личностей, целые библиотеки, принадлежавшие монастырям и собирателям, а также подлинники Рафаэля, Рубенса, Леонардо, Корреджо, собрание монет и медалей – все это погибло во время французского нашествия. Утрачено было тогда и «Слово о полку Игореве». Горе коллекционера, не успевшего передать свое собрание Коллегии иностранных дел, было безмерно, а потеря для страны – буквально невосполнима.


Евгений Иванов, из сборника «Меткое московское слово»:

«Я разделил бы владельцев или просто занимающихся антикварией коммерсантов на следующие категории: на антиквариев, торгующих в магазинах из деловых расчетов, на антиквариев-собирателей, на обладающих средствами, покупающих и продающих одни вещи для приобретения других предметов, соответственно своему вкусу и любви; на состоятельных людей, составителей – путем выгодного обмена, оборота или покупки – домашних музеев; на желающих обставить свои квартиры или просто предметами роскоши, или предметами, говорящими о тонком художественном вкусе их владельцев; на рыночных «раскладчиков» или «земляников», не разбирающихся в качестве продаваемого, стремящихся лишь к барышам, и на дельцов и мошенников, вращающихся среди лиц, увлеченных коллекционированием»


Самые первые

До нас практически не дошли имена тех антикваров, которые начинали системное антикварное дело в России в первой половине XVIII века, хотя понятно, что и в это время торговля предметами старины шла бойко. Поэтому первым антикваром, чье имя и чья деятельность нам хорошо известны, стал Игнатий Ферапонтович Ферапонтов (1740–1820) – торговец славяно-русскими древностями и собиратель.

В 1811 году в Москве вышла книга археолога и филолога Константина Федоровича Калайдовича (1792–1832) «Известие о древностях славяно-русских и об Игнатии Ферапонтовиче Ферапонтове, первом собирателе оных», благодаря которой к нам и дошла информация о «дедушке русской антикварной торговли». Как писал Калайдович, «не было такой печатной книги до времен Петра, которой бы Ферапонтов не имел в своих руках; он заслуживает общую благодарность за то, что без его старания, быть может, многие бы сотни важных книг пропали совершенно от нерадения, ибо лет за 40 перед этим весьма немногие думали о собирании оных».

Лавка Ферапонтова у Спасских ворот Кремля торговала старинными русскими рукописными и печатными книгами. Рядом торговали иностранными гравюрами и лубочными картинками. Ферапонтов позволял профессорам Московского университета пользоваться своим обширным собранием, и его лавка всегда была заполнена любителями книжной старины. Многие московские коллекционеры обязаны были Ферапонтову редчайшими экземплярами своих коллекций. Немало у Ферапонтова покупал и Мусин-Пушкин. А ректор Московского университета и коллекционер славянских древностей Федор Григорьевич Баузе (1752–1812) приобрел у Ферапонтова Библию, изданную славянским первопечатником Георгием (Франциском) Скориной (1490–1551), и рукописный пергаментный новгородский «Пролог» 1229 года.

Династия антикваров Большаковых началась с Тихона Федоровича (1794–1863), купца из старообрядцев, торговавшего кожей в Зарядье и на Охотном Ряду. Сердечная склонность Тихона Федоровича привела к тому, что постепенно старинные книги и рукописи вытеснили кожевенный товар, а сам Большаков стал выдающимся экспертом по книжному делу. Почти полвека собирал он старинные книги по всей русской глубинке, особенно на Севере, вел обширную переписку по этой теме и добился всеобщего признания.

Тихона Федоровича уважали в Императорском московском обществе истории и древностей российских, Императорской публичной библиотеке в Петербурге, в Обществе любителей древней письменности. С ним советовались ученые. К нему заходили студенты, чтобы послушать интересные разговоры об истории российской. Московский университет сделал Тихона Федоровича своим корреспондентом. Румянцевский музей обязан этому антиквару многими своими шедеврами, а по завещанию Большакова в этот музей поступило его личное собрание древних рукописей, насчитывавшее 435 экземпляров.

Филолог Петр Алексеевич Бессонов (1828–1898) так писал о Большакове: «Он и ведущий жрец, он опытный истолкователь своей кожевенной храмины, оттуда он вытащит вам, раскроет, покажет, растолкует все эти рукописи и издания. Есть чего послушать. Церковнославянскую старопечатную четырехстолетнюю древность знает он, как свои пять пальцев,– по годам, по месяцам, по числам, по шрифту, очертаниям букв, заставицам, по именам творцов и издателей, по изысканиям ученых».

Его коллекцией пользовались исследователи. Сам Большаков стремился к тому, чтобы древнерусское письменное наследие активно публиковалось. Немалое количество древних артефактов он безвозмездно передавал в музеи.

Дело отца продолжил сын, Сергей Тихонович (1842–1906), страстный антиквар и собиратель, благодаря которому Румянцевский музей смог приобрести пергаментное «Архангельское евангелие» 1092 года.

При Сергее Тихоновиче лавка была перенесена на Старую площадь, где в то время велась торговля старинными книгами. В 1890 году Сергей Тихонович принял участие в Археологической выставке в Российском историческом музее, где представил три десятка рукописных книг, собранных еще его отцом, а также ценнейшие иконы, среди которых был шитый Спас Нерукотворный 1389 года, ныне хранящийся в Государственном историческом музее.

В 1906 году дело унаследовали сыновья Сергея Тихоновича, Дмитрий и Николай. Николай продолжал торговать в Москве, и к середине 1910;х «Книжная и киотная торговля наследников С.Т. Большакова» была переименована в «Книжную и киотную торговлю Н.С. Большакова». Закрылась фирма Большаковых после революции.

Известно, что потом Николай Сергеевич, умерший в 1938 году, занимался изучением русской гравюры.

Среди старых московских антикваров был известен и Иван Григорьевич Кольчугин (1801–1862), торговавший учебниками и старинными изданиями на Никольской улице. Иван Григорьевич славился уникальной памятью: мог из казавшейся хаосом лавки, уставленной книжными штабелями, безошибочно достать нужную книгу.

Благодаря деятельности московских антиквариев, собиравших книги и рукописи со страстью, порой не считавшихся с убытками, стремившихся сделать свои находки достоянием научной общественности, Россия сохранила многое из своего письменного наследства.

Немало музеев обязано своими собраниями московским лавочникам, возвысившимся над интересами коммерции.


Из предписаний Петра I:

«Во всех монастырях, епархиях и соборах прежния жалованныя грамоты и другие куртиозныя письма оригинальныя, такожде и историческия рукописныя книги пересмотреть и переписать... и те переписныя книги прислать в Сенат»


Торговцы вечностью

Но далеко не все антикварии готовы были расстаться с любимой вещью – разве что ради помещения ее в музей. Известный антиквар Иван Лукич Силин (ок. 1825–1899), знаток древних икон и старопечатных книг, отличался редкой коммерческой хваткой. Как о нем писал коллекционер и меценат Алексей Петрович Бахрушин (1853–1904), двоюродный брат создателя Театрального музея Алексея Александровича Бахрушина (1865–1929), «за хорошую икону или книгу денег не жалеет и продавать не торопится, держит иногда десять лет. Но если продаст, то продаст здорово и возьмет за все время».

В двух лавках Силина, где шла торговля иконами и старинными книгами, настоящие шедевры и продавались по соответствующей цене. В 1890 году на той же Археологической выставке в Российском историческом музее вещи из коллекции Силина заполнили целый зал.

В частности, он владел подлинной иконой работы Андрея Рублева 1425 года и Псалтирью 1551 года, созданной для Ивана Грозного (1530–1584).

«Хотя он и говорит, что собирает, но заветного у него нет: дай лишь ему сумасшедшую цену и бери любую икону, и книгу, и рукопись», – с сарказмом писал о Силине Бахрушин. Возможно, Бахрушин, известный собиратель, просто был обижен на Силина за то, что слишком дорого продавал. Известно, что сам Бахрушин за понравившуюся вещь мог торговаться по три дня.

Русская антикварная торговля в XIX веке все больше становится делом истинных специалистов. О ней выходят книги, издаются каталоги редкостей, наконец, мемуары самих антикваров и коллекционеров.

Человек, которого в Москве все знали и, кажется, все и любили, имел прозвище Святой сиделец Проломных ворот преподобный девственник отец Афанасий. Так называли Афанасия Афанасьевича Астапова (1840–1918), знатока и собирателя редких книг, практически всю свою жизнь проводившего в открытой в 1871 году лавке у Проломных ворот Китай-города. Эту лавку еще называли «книжный парламент», поскольку здесь и в соседнем трактире собирались московские библиофилы. К 1890 году из этих собраний вырос Московский библиографический кружок.

Астапов за свои средства выпускал каталоги, а также оставил нам ценнейшие мемуары – «Воспоминания старого букиниста», «Записки не для всех», «Повесть о своем житии и о книжном деле». Как об Астапове написал другой известнейший антиквар, Павел Петрович Шибанов (1864–1935), Астапов был «единственный из книжников-антиквариев, который стремился оставить после себя след пройденного пути в виде мемуаров».

Сам Шибанов, наследственный букинист (его династия начала антикварную торговлю в 1841 году), унаследовавший лавку отца, Петра Васильевича Шибанова, открытую в 1883 году на Старой площади у Ильинских ворот, стал настоящим корифеем антикварного дела.

В 1881 году Павел Петрович выпустил «Список редких русских книг со ссылками на библиографические источники», а в 1892;м открыл свой книжный магазин.

С 1885 по 1916 год Шибанов выпустил 168 каталогов «Антикварной книжной торговли П. Шибанова». В 1892 году он издавал также журнал «Библиографические записки». Правда, журнал этот приносил одни убытки и через год был закрыт.

Как писали о Шибанове, «ни одной рукописи, ни одного листочка, свитка… не выпускал из своих рук не обследованными и не изученными до такой степени, что он скажет вам о каждой исследованной рукописи, какой вариант она из себя представляет, какие есть в ней статьи, отличающие ее от известных списков, или скажет, что подобная рукопись попадается в науке впервые... О точном определении времени написания рукописи и говорить не приходится, – ошибки на 25 лет он не допускал».

После революции Шибанов, чья фирма была конфискована, стал родоначальником советской антикварной книжной торговли.

Антиквары старых времен были персонажами разных историй – например, Ерыкалов, который жил и торговал в двухэтажном доме в Леонтьевском переулке. Этого маленького небритого человечка часто видели рано утром, еще до начала работы рынка, на Сухаревке. Ерыкалов искал фарфор, бронзу, мебель и живопись. Про него рассказывали, что он как-то отказался открыть дверь одному из великих князей, приехавшему за покупками.

Старичок заявил, что его… нет дома. Когда смущенный покупатель попытался представиться: он-де великий князь, антикварий ответил: «Все равно-с, не могу пустить! Никак не могу: мифологией классической занят.

Ерыкалова дома сейчас нет!» Пришлось великому князю уехать…

Кстати, в большинстве антикварных лавок старой Москвы вещи лежали без всякой системы, и только хозяин знал, где, что и к какому периоду относится. Впервые систематизировали товар по отделениям супруги-антиквары Кокурины – Николай Сергеевич и Мария Александровна. Кстати, это они почти полностью составили знаменитое морозовское собрание фарфора (Алексей Викулович Морозов (1857–1934), русский промышленник и коллекционер), и это с ними Бахрушин порой торговался по три дня.

А вот антиквар Платон Львович Байков (1827–1887), торговавший книгами и прочими предметами старины, славился небывалой оперативностью покупок и продаж – говорили, что в этом ему не было равных.


Алексей Бахрушин, о современнике-антикваре:

«Совести у него мало. Да я думаю, у всех московских антиквариев ее нет, да, пожалуй, и быть не может, потому что эта торговля хуже цыганской конной торговли. А коннобарышникам, как известно, и отца родного обмануть за грех не считается»


Совести мало…

Начинались коллекции с похода на Сухаревскую площадь или по иным местам, где велась в Москве антикварная торговля. Леонтьевский переулок, где торговали всякой всячиной, Никольская улица, где обитали торговцы иконами, Никольский тупик у Китайгородской стены, книжный развал у Ильинских ворот, где были лавки книжников и «бытовиков», «старокнижные лавки» у Варварских ворот – это были излюбленные места антиквариев. А еще – трактир Абросимова на Старой Лубянке, чайные Тишинского и Смоленского рынков.

И конечно же знаменитая Сухаревка – Сухаревская площадь, куда всякий мог отправиться купить «на грош пятаков». Здесь в трактире «Орел» и чайной тоже собирались антикварии и их клиенты. Кстати, спиртное в таких посиделках чаще всего отсутствовало – было не принято.

Ошибиться с покупкой мог и покупатель, и неопытный антиквар – на то она и торговля особым товаром. Подделки стали настоящим бичом антикварной торговли, спрос рождал предложение. В XIX веке постепенно в круг коллекционеров входили не только богатые купцы, промышленники и аристократы, но представители интеллигенции, чиновничества и даже мещанства. Каждому хотелось украсить пусть и скромное жилье настоящими древностями. Вот и радовались фабриканты подделок, изготавливая очередной шедевр. Могли здесь продать и краденую вещь.

Но все эти опасности не уменьшали количества желающих отправиться в воскресенье на Сухаревскую площадь, чтобы попытаться купить рублей эдак за пять настоящего Рафаэля или Тинторетто. Тем более что после отмены крепостного права в 1861 году и массовых распродаж конца XIX века обстановки дворянских имений и городских усадеб на рынок действительно порой попадали уникальные вещи, которые могли продаваться по бросовой цене. Истории о таких удачах передавались из уст в уста, еще более подогревая интерес к Сухаревскому рынку. Туда же бежали те, кого накануне обокрали, – искать похищенное. Однако профессиональные антиквары, как правило, успевали первыми отобрать все самое ценное.

Вот как описывает антикварные ряды Сухаревки Евгений Платонович Иванов: «Длинными ровными рядами тянутся антикварные палатки. Бронзовые люстры и канделябры, портреты различных героев и героинь в различных позах и костюмах, широкоствольная пищаль с кремневым затвором, треснувшая фарфоровая чашка, мраморная грация без ноги, цветная гравюра в раме, тщательно выклеенной из золотой бумаги, с золотыми уголками, бусы, сарафаны времен боярыни Морозовой и треногое кресло из выплавка карельской березы».

Старостой этих рядов был Иван Матвеевич Груздев, про которого говорили, что он с первого взгляда безошибочно угадывает вещь.

«В палатках книжного ряда будут сидеть те, кто покрепче в смысле оборотного капитала, кто обладает должным ассортиментом или каталогом товара и кто поэтому пользуется особым авторитетом и знакомством с состоятельным покупателем. За палатками на мостовой разбросают свой товар «земляники» – более слабые перепродавцы, оперирующие с «розбитью», «разнобоем» и «липой», – писал о Сухаревке Иванов.

Как утверждает этот знаток старой Москвы, первым на дорогом извозчике всегда приезжал Кирилл Николаевич Николаев, владелец магазина на Сретенке, который отбирал и покупал редкости еще до открытия базара. Но это солидный антиквар, со своей не менее солидной клиентурой. А вот среди мелких торговцев жульничество процветало. Так, «книжник» Илья Пачечник, знаменитый персонаж этого рынка, специалист по изготовлению «пачечной липы», скупал разную книжную рухлядь, переплетал в приличные, но купленные в ломе папки, при этом «Рецепты мыловарения» могли оказаться «Полным собранием сочинений Некрасова». Чтобы покупатель не распознал уловку, книги связываются в пачку и по сходной цене продаются оптом.

Сухаревские торговцы сами любили рассказывать о своих проделках: «Он раз Палладия;мниха лицевого восемнадцатого века за апокалипсис шестнадцатого французу для музея ввернул»; «На стол такой есть у меня одна покупательница – ей что ни чудней, то милей.

Мы ей диван продали: ножки от зеркала, спинка с фортепьян, а резьба с иконостаса. И как Васька-столяр все подогнал и сцветил! Ровно так и надо. Не мастер, а золотая рука. Она на этом диване футы-нуты сейчас пишет».

Неопытные покупатели вызывали у торговцев разве что иронию. «Ищет канделябр павловский. А что павловский значит? Три козла с рогами, золоченые, да от шандала подставка, да лампа керосинная с фитилем. Пашка сделает и вызолотит. Мы какую хочешь стилю для ветрогона сочиним». Про неопытных торговцев говорили еще жестче: «Куда ему антикварным товаром дело вести.

Соплив очень! Ему бы на газете и сидеть… в антикварном деле покупатель умный и продавец умный. Не больно еще обтесан».

Были и специалисты по обману высшего уровня. Так называемые «кони» ходили по дорогим антикварным магазинам и переманивали покупателей. «Конь» обычно был дорого одет, изображал из себя знатока и потенциального клиента, иногда что-то дешевое покупал, при этом высматривая посетителей побогаче, чтобы «порекомендовать» обратиться за нужной покупкой в другую лавку. «Коней» выслеживали, гнали. Про них сочинили поговорку «из воровского табуна старый бугай».

Еще один способ обмана на высшем уровне – «невесты». «Невестами» называли обнищавших старушек «из благородных», для которых антиквар снимал особняк и обставлял его залежавшимися товарами из своего магазина, а потом возил к «невесте» покупателей, якобы на распродажу фамильных вещей. «Невесты» получали проценты от продаж – «на приданое».

Подлинные старинные книги и рукописи «умельцы» украшали автографами исторических лиц, после чего цена книги резко возрастала. Подделывали также предметы церковной утвари, иконы и даже мощи. Ходила в Москве история, как одному любителю старины продали «мощи Ильи-пророка». Анекдот в том, что, согласно Священному писанию, Илья-пророк был при жизни взят на небеса, и никаких мощей, соответственно, остаться не могло.

Когда в будущем известный коллекционер Михаил Абрамович Морозов (1870–1903) начинал собирательство, он то и дело приносил «из-под Сухаревочки» «рафаэлей» да «рембрандтов». После оценки коллекции специалистами все собрание отправилось на помойку.

Но, невзирая на все эти комично;трагичные обстоятельства, коллекционирование и антикварная торговля в Москве не останавливались.


Занятие для интеллигентного человека

Те же торговцы Сухаревского рынка с сочувствием относились к студентам и даже безвозмездно давали книги на прочтение. Говорят, не было случая, чтобы книгу не вернули. Для почетных покупателей, таких как профессора Иван Егорович Забелин (1820–1908), специалист по истории Москвы, Елпидифор Васильевич Барсов (1836–1917), филолог и этнограф, Николай Савич Тихонравов (1832–1893), историк русской литературы, антикварии Сухаревки оставляли нужные книги и вещи.

В начале XX века коллекционирование стало привычным занятием в среде творческой интеллигенции, и эту публику антиквары любили и старались не обижать. Тем более что потом было чем похвалиться – найденные ими вещи попадали в музеи, галереи и на выставки, становились объектами научных работ.

Благодаря московским антикварам собрал свою коллекцию Михаил Петрович Погодин (1800–1875) – историк и публицист, профессор Московского университета. Его «Древнехранилище» – коллекция старопечатных книг, старинной утвари, монет, икон, медалей, оружия и рукописей попала в Эрмитаж и Публичную библиотеку Петербурга. Собрание книгоиздателя Козьмы Терентьевича Солдатёнкова (1818–1901) пополнило Третьяковскую галерею и Русский музей, а коллекция парфюмера Генриха Афанасьевича Брокара (1836–1900) – Исторический музей, Третьяковскую галерею и Музей изящных искусств. Коллекция Алексея Петровича Бахрушина стала достоянием Исторического музея. Туда же была помещена и коллекция Петра Ивановича Щукина (1857–1912). Все эти коллекции создавались годами, и в них попадали настоящие шедевры русского, европейского и восточного искусства. И всю эту огромную работу проделали московские антикварии, которым мы теперь и воздаем заслуженную благодарность.


Текст: Алиса Бецкая



Назад в раздел
МОЭСКГераМОЭКМД-групп
ЛокоБанкСбербанкПНС