Российская столица всегда поражала европейских гостей своими садами, площадь которых превосходила ожидания самых искушенных ценителей. Действительно, прежняя Москва, в отличие от многих городов средневековой Европы, характеризовалась отсутствием строго ограниченного городского пространства
«Сады при каждом доме делают город больше»
Историки утверждают, что первый регулярный парк в Москве появился в начале XVIII века стараниями Петра I (1672–1725) и его сподвижников. Но и до этого Москва не раз поражала иноземцев тем, что горожане не мыслили своей жизни без привольно раскинувшихся садов, которые, по российской традиции, явно были «больше, чем сады». Для жителей средневековых европейских городов, где пространство жестко ограничивалось городскими стенами и даже одно-два деревца уже были роскошью, вид Москвы ассоциировался с чем-то небывалым, «азиатским». Даже то, что москвичи попросту обносили разросшийся за счет садов-огородов город все новыми стенами, для Европы было показателем редкого изобилия ресурсов.
Но начинать историю московских парков с петровских времен все-таки несправедливо, тем более что сады наших предков вполне справлялись с той ролью, для которой позже и предназначались парки – служить отдыху, здоровью, культуре. Даже сегодня многие московские парки называются садами, а многие из тех, что именуются парками, ранее имели название «сад». Поэтому, что называется, обратимся к первоисточникам.
«Многие столетия смотрел на них Кремль, любуясь их зеленью» – так историк Михаил Иванович Пыляев (1852–1899) в знаменитой книге «Старая Москва» писал о «Садовниках» – обширном районе напротив Кремля. «Москва, – утверждал Пыляев, – по историческим преданиям, всегда красовалась своими рощами и садами. Прямо пред «очами векового Кремля» лежали «Садовники»; многие столетия смотрел на них Кремль, любуясь их зеленью; оттуда по ветру к нему навевался сладкий запах цветов и трав; там целые слободы заселялись только садоводами; к нему примыкала, как бы вдобавок, цветущая поляна (нынешняя Полянка) с прудами, рыбными сажалками, с заливными озерами и т.д.
Сады в урочище «Садовники» были неприхотливы: в них не было ни регулярности, ни дорожек – одни только неправильные тропинки, и то не везде».
Но отсутствие «регулярности» вовсе не мешало москвичам с пользой и удовольствием отдыхать в садах, еще не ставших парками в полном смысле слова.
Первым серьезным садоводом среди власть имущих, как пишет Пыляев, был не кто иной, как великий князь Московский Василий Дмитриевич (1371–1425), старший сын победителя на Куликовом поле великого князя Московского Дмитрия Ивановича (1350–1389), получившего имя Донского. Иными словами, Василий Дмитриевич «был первый садовод из наших великих князей», и созданный им сад «Васильевский» остался в истории как первый московский сад грандиозного размера.
О том, как расширяли общественное пространство московские зеленые насаждения, исправно писали иностранные послы и путешественники, посещавшие Москву в допетровские времена. Так, австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн (1486–1566), оставивший мемуары «Записки о Московии», отмечал: «Самый город – деревянный и довольно обширен; издали он кажется еще обширнее, чем на самом деле, ибо пространные сады и огороды при каждом доме делают город больше». Архидьякон Антиохийской православной церкви Павел Алеппский (1627–1669), посетивший Москву в 1654–1656 годах, писал, что «Москва город открытый и очень привлекательный. Против водяных ворот кремлевских стен, за рекой, находится много садов, принадлежащих государю». Слава о московских садах вышла за пределы страны. Павел Иовий (1483–1552), епископ Ночерский, известный гуманист, врач и ученый, никогда в Москве не был. Но в его «Книге о Московитском посольстве» о Москве написано, что «почти все дома имеют при себе отдельные сады как для пользования овощами, так и для удовольствия». Так что наши предки сажали сады не только ради плодов их.
Хотя Герберштейн, восхитившись московскими… дынями, пишет, что плоды нашей земли невкусны большей частью, его позже опровергает другой немецкий дипломат, Адам Олеарий (1600–1671) в своем «Описании путешествия в Московию». «В некоторых местах, особенно в Москве, имеются и великолепные садовые растения, вроде яблок, груш, вишен, слив и смородины.
Положение, следовательно, здесь совершенно иное, чем то, что изображает Герберштейн и другие писатели, утверждающие, будто в России, вследствие сильного холода, совершенно не находится плодов и вкусных яблок», – свидетельствует Олеарий. «Между другими сортами яблок у них имеется и такой, в котором мякоть так нежна и бела, что если держать ее против солнца, то можно видеть зернышки, – восхищался немецкий дипломат, заодно рассказывая о том, как в Москве совершенствовалось садовое дело: – Красивых трав и цветов в Москве в прежние годы было немного. Однако бывший великий князь вскоре после нашего пребывания в стране постарался прекрасно устроить свой сад и украсить его различными дорогими травами и цветами. До сих пор русские ничего не знали о хороших махровых розах, но ограничивались дикими розами и шиповником и ими украшали свои сады. Однако несколько лет тому назад Петр Марселис, выдающийся купец, доставил сюда первые махровые и прованские розы из сада моего милостивейшего князя и государя в Готторпе; они хорошо принялись здесь».
Петр Марселис, представитель тесно связанной с Московским государством гамбургской торговой семьи, должно быть, действительно сделал свой вклад в развитие садового искусства Москвы, и, несомненно, знаменитые кремлевские сады только выиграли от появления «махровых и прованских роз».
Кремлевские сады – Верхний, Средний и Нижний, которые и сегодня просматриваются на территории современного Кремля, были уже почти парками в современном значении слова. Так, в Набережных садах – Верхнем и Нижнем, расположенных на склоне Боровицкого холма, был бассейн с фонтанами, беседки, водоемы, резные ограды, теплицы и даже «перспективные картины», создающие иллюзию ландшафтов. Конечно, цвели-росли эти сады исключительно для царской семьи и приближенных. Александровский сад, Тайницкий сад, Большой Кремлевский сквер остались нам в наследство от обширных кремлевских садов. Их переделали на новый лад в начале XIX века, и туда был открыт доступ москвичам, о чем и писали мемуаристы того времени. Вот, например, известнейший мемуарист, друг Александра Сергеевича Пушкина (1799–1837), Филипп Филиппович Вигель (1786–1856) в 1823 году так описал перемены в Кремле: «Всякий раз, что я приезжал, Москва являлась мне в новой красоте. В этом году весной открыт так называемый Кремлевский сад: грязная Неглинная, протекавшая через гадкое болото, заключена в подземный свод, а на поверхности ее явился красный сад или бульвар, зеленой лентою опоясывающий почти Белый Кремль». С ним солидарен писатель Михаил Николаевич Загоскин (1789–1852): «Нельзя довольно надивиться, когда посмотришь, что сделано для Москвы в течение последних 25 лет... Крутые спуски, от которых езда по Москве была не всегда безопасна, везде срыты, а грязные, заплывшие тиной пруды превратились в светлые бассейны, обсаженные тенистыми липами... Кто поверит, что несколько лет тому назад на том самом месте, где теперь красивые сады опоясывают западную часть Кремлевской стены, был безобразный ров, заваленный всякою отвратительною нечистотою?»
К тому времени давно был реализован один из главных принципов московского паркового дела – общедоступность, так что и кремлевские сады не должны были отступать от общего правила. Ведь редкий московский вельможа не открывал ворота своего парка для всех желающих – его бы не поняли в обществе. Наоборот, считалось хорошим тоном баловать посетителей представлениями и даже бесплатным угощением. Чтобы попасть в парк, достаточно было выглядеть прилично и быть в чистой одежде.
Первый в России
Считается, что все регулярные парки Российской империи ведут свою родословную от Головинского сада, датой основания которого считается 1703 год. Головинский сад, он же Головинский парк, он же – Лефортовский парк, вот уже больше трех веков (с некоторыми перерывами) принимает посетителей, желающих провести досуг на свежем воздухе, не покидая города.
Федор Алексеевич Головин (1650–1706), граф, генерал-адмирал и генерал-фельдмаршал, управитель множества ведомств Петровской эпохи, в 1701 году прикупил усадьбу напротив дворца, ранее принадлежавшего любимцу Петра Францу Яковлевичу Лефорту (1656–1699), к тому времени уже умершему. Лефортовским дворцом после смерти друга часто пользовался сам Петр для проведения ассамблей, а в 1706 году подарил его «полудержавному властелину» Александру Даниловичу Меншикову (1673–1729), так что место было бойкое, чуть ли не самое известное в тогдашней Москве.
Построенный Головиным дворец и дворец Лефорта, а позже дворцы Анненгоф и Екатерининский стали на долгие годы местом частого пребывания российского двора. А вокруг Головинского дворца с 1703 года появляется регулярный парк – по голландскому образцу, то есть с геометрически правильными аллеями и насаждениями. Когда в 1721 году Петр выкупил Головинский дворец у наследников графа Федора Алексеевича, здесь, по приказу императора, Николай Ламбертович Бидлоо, немецкий лекарь, глава первой в России медицинской школы, а по совместительству и прочих дел мастер, занялся обустройством парка – в нем появились фонтаны, пруды с мостиками и каскадами. Голландский, он же французский, принцип устройства парков можно наблюдать в Версале. Так что неудивительно, что огромный парк, постепенно разраставшийся вокруг главной аллеи, императрица Анна Иоанновна (1693–1740) называла «Версаль на Яузе» – именно версальский парк все это великолепие и напоминало.
Посещение Головинского сада в Москве описывает мемуарист и ученый Андрей Тимофеевич Болотов (1738–1833): «Сколько я дивился всему в саду, но, выехав, должен был удивляться еще больше; ибо хотя и без того было уже в саду великое множество народа, но во всю дорогу встречалось еще с нами бесчисленное множество карет, туда едущих. Казалось, что вся Москва поднялась тогда в Головинский сад…» Балы, праздники, свадьбы и именины членов царской фамилии во дворцах Головинского сада шли один за другим – и только когда уже император Павел I (1754–1801) распорядился отдать Екатерининский дворец под казармы Московского гарнизонного полка, доступ в парк для всех желающих оказался закрыт. «Военное» назначение парка сохранялось и в советский период, хотя трудящимся вовсе не возбранялось отдыхать в «Парке Московского окружного дома офицеров», как тогда назывался бывший Головинский сад.
Сегодня в Лефортовском парке часто звучит духовая военная музыка, здесь дают театрализованные представления в стиле XVIII века и проводят исторические экскурсии.
В 2005 году парк вошел в Московский государственный объединенный музей-заповедник. К 2016 году, согласно программе перспективного развития дворцово-паркового ансамбля «Лефортово», парк будет реконструирован, в нем появятся новые спортивные зоны, детские площадки, веранды для танцев, будут реставрированы и достопримечательности парка. В нем с XVIII века сохранились регулярная планировка, та самая – голландско-французская, грот, построенный в 1731 году Бартоломео Франческо Растрелли (1700–1771), ротонда в честь Петра I (копия ротонды начала XIX века, снесенной ураганом 1904 года), липовая аллея с вековыми липами на центральной линии парка, несколько прудов, старинные скамейки.
«В споре с голландскими садовниками победили англичане»
Мода – явление изменчивое, и довольно быстро, всего-то за полвека, «версали» в Москве сменились иными моделями парков. Как чаще всего бывает, моду задал монарший двор. «Я ныне люблю до безумия английские сады, кривые дорожки, отлогие холмы, озерам подобные пруды, архипелаги на твердой земле, а к прямым дорожкам, однообразным аллеям чувствую великое отвращение. Фонтанов также не могу терпеть, они заставляют воду принимать такое течение, которое не сообразно природе, статуям же, по моему мнению, пристойно быть заключенным в галереях и прочих сим подобных местах, короче сказать, над садовничеством моим совершенно владычествует английский вкус». Это отрывок из письма Екатерины II (1729–1796) знаменитому философу и писателю Франсуа-Мари Аруэ Вольтеру (1694–1778), которое императрица отправила во Францию в 1772 году.
«Англомания» в тот период действительно существенно потеснила «галломанию», то есть увлечение всем французским. Однако справедливости ради стоит сказать: то, что появилось в итоге в России, «английскими парками» называть не стоит. Пейзажные парки имеют гораздо более глубокие корни, чем Англия XVIII века, их описания можно найти даже в античной литературе или в мемуарах путешественников, посещавших Восток с незапамятных времен. Подражание природе, ее асимметрии и восхитительной неправильности, создание в парках всевозможных «сюрпризов» вроде стилизованных руин или живых беседок, клумб, похожих на естественно растущие в природе цветы, групп камней, альпийских горок, романтических зданий – все это человечество придумало давным-давно.
Но в 70-е годы XVIII века пейзажные парки в Россию пришли именно из Англии – по личному повелению Екатерины II. Отправленный в заграничную командировку придворный архитектор Василий Иванович Неелов (1722–1782) должен был изучить английский опыт для претворения его в России. Он же и создал первый в России пейзажный парк в Царском Селе. Благодаря мастерству русских и английских архитекторов и рабочих, в нем были учтены и правила создания пейзажных парков, и особенности и достоинства русской природы.
Иными словами, появился новый, русский образ пейзажных парков.
В Москве новые веяния получили еще более яркую национальную интерпретацию – мало кто из владельцев парков решился пустить на слом прежнюю красоту. Московские парки становились гибридом, в котором часть, примыкающая к главному зданию усадьбы, сохраняла регулярную планировку, а более отдаленные уголки уже приобретали новые, пейзажные формы. Великий русский естествоиспытатель, агроном, ландшафтный дизайнер и мемуарист Андрей Тимофеевич Болотов (1738–1833) буквально задал тон направлению в парковом дизайне того времени: «Всего бы благоразумнее было быть нам, колико можно, осторожными и не спешить никак перенимать манеру у других, а паче испытать производить сады собственного своего вкуса, и такие, которые бы сообразнее были с главнейшими чертами нашего нравственного характера. Я не сомневаюсь, что таковые сады могли б для нас быть и прочнее и приятнее всех прочих… Не было б нимало постыдно для нас то, когда бы были у нас сады ни английские, ни французские, а наши собственные и изобретенные самими нами, и когда бы мы называть их стали российскими».
На парки в Москве денег не жалели – в обширных зеленых зонах старой столицы работали сотни садовников, подсобных рабочих, в огромных теплицах выращивались не только цветы для клумб, но и вполне экзотические фрукты вроде цитрусовых, ананасов, винограда.
Могло оказаться и так, что стоимость разбивки и устройства парка равнялась стоимости постройки дворца.
Впрочем, московские вельможи XVIII века с расходами считаться не привыкли.
В 1807 году гостившая у княгини Екатерины Романовны Дашковой (1743–1810), первой в мире женщины – президента Академии наук, англичанка Кэтрин Вильмот с явным удовлетворением писала: «В споре с голландскими садовниками победили англичане, и парки в голландском стиле повсеместно исчезают». А упоминает при этом Кэтрин Вильмот Останкино, Царицыно – одни из первых в Москве пейзажных парков. Но особо поразил иностранную гостью Нескучный сад – имение графа Алексея Григорьевича Орлова-Чесменского (1737–1807).
«Очень красив сад Орлова, расположенный на склоне, он изрезан бесчисленными дорожками, холмиками, лужайками и обрывами; разнообразие беседок и купален радует глаз. Между прочим, в парковой архитектуре используется березовая кора: вы и представить себе не можете, как это замечательно выглядит – как будто летние домики и беседки возведены рукой самой природы». Вот так – английский парк уже явно приобрел собственные, русские черты.
Писала это Кэтрин некоей Анне Четвуд в 1807 году, когда самого графа Алексея Григорьевича в Москве не было, он уже умирал в своем тверском поместье. Но вот попасть в его роскошный парк могли все желающие, потому для Кэтрин Вильмот и не составило труда навестить и оценить грандиозный Нескучный сад. Практически все парки Москвы, на которые действительно тратились огромные состояния, радушно принимали москвичей.
Среди наиболее известных пейзажных парков Москвы XVIII–XIX веков, дошедших до наших дней, – Нескучный сад (входит в ЦПКиО им. А.М. Горького), Царицынский, Останкинский, Кузьминский лесопарк (усадьба «Кузьминки-Влахернское»), Петровский парк, Кусково. Кстати, сегодня пейзажный парк усадьбы «Останкино» переживает второе рождение – он воссоздается с учетом исторического облика XVIII века.
В основе проекта реставрации – исторический объект «Прибавочный английский сад», работы предполагается закончить к осени 2014 года. Конечно, при этом в парке будут все современные удобства для отдыхающих.
Всенародный праздник Москвы
Хотя большая часть московских парков XVIII века была открыта для посетителей, подразумевалось, что эта возможность доступна «чистой публике» – дворянам, чиновникам, купцам, мещанам. Полагалось быть одетыми в «благородное» платье и вести себя соответственно. Прочие же жители Москвы предпочитали в праздники отдыхать недалеко от дома, да и пригорков с рощами в Москве того времени хватало. В XIX веке произошли серьезные изменения – Москва постепенно становилась промышленным городом, и ее население росло за счет увеличения количества рабочих, свободные места все больше застраивались, и перед городом встала задача организации досуга для всех москвичей, с учетом вкусов и пожеланий каждого сословия.
Одно из популярнейших мест массового гуляния того времени – парк «Сокольники». Получившие свое название от времен царя Алексея Михайловича Романова, очень любившего соколиную охоту, уже при его сыне, Петре I, «Сокольники» стали местом, куда приходили встречать весну. Поговаривали, что все пошло от шведских пленных, которые собирались в Ширяевом поле и Сокольнической роще, – мол, к ним часто разделить праздник приезжал и сам царь, а потом и горожане потянулись. Вот тут и решил московский генерал-губернатор князь Дмитрий Владимирович Голицын (1771–1844), с 1820 года до самой своей смерти правивший Москвой и очень популярный в народе, ежегодно разбивать свой шатер. Губернатор сделал майский праздник общим для всех горожан, все шли и ехали в «Сокольники» «на май».
Как утверждали современники, «это был настоящий всенародный праздник Москвы».
Постепенно руководство города пришло к выводу, что в «Сокольниках» нужно сделать общегородской парк, – и в 1878 году город за 300 тыс. руб. (очень большие по тем временам деньги) выкупил территорию «Сокольников» у царской казны. Избранный в 1877 году городским головой известный меценат Сергей Михайлович Третьяков (1834–1892; брат Третьякова, который картинную галерею открыл) немало способствовал созданию народного парка. За счет города было сделано освещение, осушены болота, подведены конка и шоссейная дорога. Как писал известный москвовед Петр Васильевич Сытин (1885–1968), «в 1878 году Сокольничья и Оленья рощи были куплены городом, и в них устроен общедоступный парк для гулянья. В 1883 году в центре парка на так называемом «кругу» была воздвигнута деревянная ротонда, где по праздникам играла музыка. Позже здесь была устроена открытая сцена, на которой за умеренную плату давались не только серьезные концерты, но ставились иногда и целые оперы русских классиков. В 1896 году в Оленьей роще была сооружена плотина и образованы пруды. Местность стала живописной. На прудах происходило катание в лодках, а возле бойко торговал ресторан». После сооружения плотины на искусственных водоемах можно было кататься на лодках, желающие посещали «механический детский театр» или «воксал» – так назывался развлекательный комплекс того времени. Кстати, среди русских классиков, выступавших в «Сокольниках», были всемирно известный бас Федор Иванович Шаляпин (1873–1938) и композитор и пианист Сергей Сергеевич Прокофьев (1891–1953). Одним словом, парк «Сокольники» стал настоящим народным парком, очень любимым москвичами, причем здесь все могли найти себе занятие по вкусу и карману. Например, можно было как попить чайку с баранками у «самоварщиц» в многочисленных беседках, так и посетить дорогой ресторан.
В Москве середины XIX – начала XX века вообще было множество садов-парков для народных гуляний, где играла музыка, работали питейные заведения и давались незамысловатые зрелища вроде фокусов, медведей на цепи, ходьбы по канату, глотания огня и шпаг или представления «опереток» и цыганского пения. Они отличались уровнем сервиса и мастерством артистов, а также и качеством почтеннейшей публики. И это влияло на стоимость входа. В самые дешевые можно было попасть за несколько копеек, особенно если договориться с добрыми молодцами, предлагавшими свои услуги по перебрасыванию желающего развлечься через ограду.
Так часто попадали в сад «Эсперанца», который в простонародье называли «Испиранец». Подобные сады часто разорялись, а потом открывались заново уже в другом месте. Так, сад «Эрмитаж» в Каретном Ряду, доживший до наших дней, несколько раз менял место и название. А вот сад «Эльдорадо» между улицами Тихвинской и Бахметевской считался очень дорогим, и посещала его в основном состоятельная публика. В 1858 году здесь чествовали писателя Александра Дюма-отца (1802–1870), бывшего в Москве проездом.
Массовый отдых москвичей в парках культуры и отдыха в годы советской власти стал вообще повсеместным, правда, для желающих выпить на природе тогда настали трудные времена. Это было время физкультурников и спортивных мероприятий. Мало кто из москвичей среднего возраста не гулял по выходным в парке с обязательным мороженым и колесом обозрения, а зимой не пробовал свои силы на катке или лыжне. В советское время московские парки потеряли во многом аристократическую изысканность, упростились, но зато существенно расширили свои территорию и аудиторию.
Сегодня в Москве парки приобретают и новый вид, и новое значение – город впервые создает, по словам столичного градоначальника Сергея Собянина, «единое городское общественное пространство, которое включало бы в себя парки, бульвары, скверы, пешеходные зоны».
Только на обустройство парка «Сокольники» до 2016 года будет потрачена астрономическая сумма – 4,2 млрд руб., и в результате парк должен стать уникальным местом отдыха горожан – с летним театром и кинотеатром, плавательным бассейном, спортивными площадками с тренажерами, бесплатным Wi-Fi, зональным экстримпарком, обновленным «Большим розарием», кварталом музеев, а также инновационным центром. В парк будет интегрирован конгрессно-выставочный центр «Сокольники». Московское правительство поставило задачу – к 2016 году сделать «Сокольники» одним из главных инновационных центров для отдыха и бизнеса в Европе с международным уровнем сервиса.
Масштабные работы в московских парках начались еще в 2012 году, продолжились в 2013-м, что не осталось незамеченным москвичами – тогда парки Москвы посетили 27 млн человек. В 2014 году «фактически с нуля», по словам главы Департамента культуры Сергея Капкова, будет начат ремонт еще девяти столичных парков. Каким будет «парковое» будущее Москвы – определяется прямо на наших глазах. Тем более стоит сказать спасибо тем, кто много веков назад закладывал парковые традиции нашего города.
Текст: Алиса Бецкая
Назад в раздел
