НулевойПервыйВторойТретийЧетвертыйПятыйШестойСедьмойВосьмойДевятыйДесятыйОдиннадцатыйДвеннадцатыйТринадцатый

«России дочь любима…» В Отечественную войну 1812 года Москва стала символом русского патриотизма


«Москва, России дочь любима, Где равную тебе сыскать?..» В 1795 году поэт Иван Иванович Дмитриев (1760-1837) написал стихотворение «Освобождение Москвы», посвященное событиям 1612 года – избавлению Московского царства от польского нашествия. Языком, который сегодня воспринимается как устаревший и высокопарный, он выразил восхищение древней столицей России и мужеством ее защитников. «Проснись, восстань, российска мочь! Москва в плену, Москва уныла, Как мрачная осення ночь, – Восстала! всё восколебалось! И князь, и ратай, стар и млад…» Тогда, в самом конце XVIII века – века Просвещения, никто не думал, что всего через семнадцать лет эти строки будут звучать как предсказание и события 1812 года окажутся столь созвучными с историей двухвековой давности. Сегодня, в двухсотлетний юбилей Отечественной войны 1812 года, вспомнить о том, что значила Москва для всей России в страшный год наполеоновского нашествия, просто необходимо.


«Скорее отступлю на Камчатку»…

Для современных жителей России Отечественная война 1812 года – все-таки очень далекая история, а для современников войны это была реальная катастрофа, связанная с невероятными потерями и переживаниями. Уровень противостояния и ожесточения, который чувствовался тогда, может быть сравним разве что с «тезкой» той войны – Великой Отечественной. Еще за год до нападения Франции на Россию император Александр I (1777–1825) в доверительной беседе сказал французскому послу графу Арману де Коленкуру (1773–1827) по поводу возможной войны с Наполеоном: «Если военное счастье от меня отвернется, то я скорее отступлю до самой Камчатки, чем отдам мои губернии или подпишу в моей столице мирный договор». Коленкур в своих мемуарах вспоминает и такую фразу Александра I, с которым у француза были весьма дружеские отношения: «Я не обнажу шпагу первым, но вложу ее в ножны последним»... Однако Наполеон I Бонапарт (1769–1821) предостережениям своего посла, отговаривавшего императора от войны с русскими, не внял. Французскому императору вскружили голову победы в Европе и торжественные марши по улицам покоренных столиц. Примерно такого же успеха он ожидал, направляя свою армию к Москве. А Москва накануне войны, как потом писали мемуаристы, была «особенно весела» и гостеприимна. Старинный обычай, согласно которому любой гость мог прийти отобедать даже в незнакомый дом, соблюдался неукоснительно. Для «чистой публики» – балы, маскарады, веселье на «воксалах», оперные представления, для простого народа – карусели и гулянья на ярмарках и площадях. О том, что 12 июня (по старому стилю) войска Наполеона перешли Неман, в Москве узнали позже, чем в Петербурге, – 20 июня. А 6 июля император Александр I обратился к москвичам с манифестом, в котором попросил поддержки древней столицы и честно сказал – положение опасное. «Наиперве обращаемся мы к древней Столице Предков Наших, Москве. Она всегда была главою прочих городов Российских; она изливала всегда из недр своих смертоносную на врагов силу; по примеру ея из всех прочих окрестностей текли к ней, наподобие крови к сердцу, Сыны Отечества, для защиты оного. Никогда не настояло в том вящей надобности, как ныне. Спасение Веры, Престола, Царства того требует», – говорилось в манифесте.

К тому времени у Москвы уже был свой военный губернатор и главнокомандующий – граф Федор Васильевич Ростопчин (1763–1826), который ввиду военного положения начал предпринимать самые разнообразные меры. Из города выслали нескольких «неблагонадежных» лиц, священникам католических храмов было предписано предостеречь прихожан-иностранцев (а таковых тогда в Москве было немало) от ненужных разговоров, купцам рекомендовано торговать, не задирая цен и не прерывая работы лавок, а в дворянских гостиных заговорили по-русски. Для многих этот патриотический порыв оказался тяжел, пришлось срочно искать преподавателей, но за французскую речь в обществе отныне брали штрафы. Рядом с Казанским собором на Красной площади, на стене типографии вывешивались листовки и лубочные картинки, высмеивающие французов. Генерал-губернатор Ростопчин с 1 июля начал почти ежедневно выпускать свои знаменитые «афишки», получившие название «Дружеские послания от Главнокомандующего в Москве к жителям ее», в которых французам обещали, например, что их «от капусты раздует, от каши перелопаются, от щей задохнутся, а которые в зиму-то и останутся, так крещенские морозы поморят». Надо сказать, что граф Ростопчин, кстати, владевший французским языком чуть ли не лучше, чем родным, был недалек от истины, хотя до крещенских морозов французы в Москве и не досидели. Эти «афишки» разносили по домам, и последний «номер» вышел буквально накануне входа в Москву армии Наполеона. Стиль посланий московского главнокомандующего вызвал немало насмешек в свете, но Федор Васильевич не обращал на это никакого внимания. Император Александр I, торжественно встреченный толпами москвичей, охваченных патриотическим порывом, прибыл в Москву 11 июля. Он обратился к ним с просьбой собирать на войну деньги и ополчение. Купечество пожертвовало почти 2,5 млн руб. – колоссальная по тем временам сумма. Граф Петр Иванович Салтыков (1784–1813) и граф Матвей Александрович Дмитриев-Мамонов (1790–1863) на свои средства взялись создать два полка. В ополчение же записалось почти 30 тыс. человек. В 1862 году на Хамовнических казармах (Комсомольский проспект, 18–22) появилась мемориальная доска «Здесь во время Отечественной войны 1812 г. формировались полки Московского ополчения». В середине августа ополченцы ушли в действующую армию, взяв в качестве знамен две хоругви церкви Спаса на крови. Московское ополчение принимало участие в Бородинском сражении, многие его ратники дошли до самого Парижа. Те же, кто не был готов жертвовать собой, удостоились едкого упоминания в одном из писем Ростопчина – «дамы и мужчины женского пола уехали». Впрочем, уезжали многие, город ежедневно покидало больше тысячи повозок и экипажей. Эвакуировали также документы Московского архива, сокровища Оружейной палаты, церковные ценности. Но большинство жителей верили, что в Москву Наполеон не войдет – это просто невозможно. В том их убеждал и Ростопчин всеми возможными средствами.


«…Мысли о сохранении Москвы здравы и необходимы…»

Между тем было уже известно, что русская армия отступает, известие о том, что 6 августа пал Смоленск, вызвало ощущение, что теперь для неприятеля дорога на Москву открыта. В Арсенале Московского Кремля стали продавать обывателям оружие – буквально по бросовой цене. Надежду принесло назначение главнокомандующим Михаила Илларионовича Кутузова (1745–1813). Сегодня имя знаменитого фельдмаршала и победителя Наполеона носят в Москве сразу проспект, улица, переулок и станция метро «Кутузовская». На станции метро «Комсомольская-кольцевая» есть огромный мозаичный портрет Кутузова на фоне знамени, на «Новокузнецкой» – барельеф с изображением Кутузова (автор – скульптор Николай Васильевич Томский (1900–1984). Кутузов, однако, вопреки всем надеждам москвичей, продолжил отступление. В письме к Кутузову Ростопчин задал прямой вопрос: «Твердое ли Вы имеете намерение удерживать ход неприятеля на Москву и защищать город сей?» Михаил Илларионович ответил дипломатично: «Ваши мысли о сохранении Москвы здравы и необходимы представляются». И попросил срочно прислать подводы для раненых, хлеб и сухари, а также позаботиться о своей дочери, Прасковье Толстой, и восьми внуках, остававшихся в Москве. К одному из этих внуков в 1859 году перейдет фамилия Голенищев-Кутузов и княжеский титул. В «афишке» Ростопчина 17 августа москвичи прочитали: «Я жизнию отвечаю, что злодей в Москве не будет!» И многие уверились – не будет. Тем более что ждали большого сражения. Надеялись на чудотворные иконы, ловили «шпионов» – так, мужики побили одного глухонемого дворянина «за запирательство», а пойманного с картой России и списком французских маршалов юношу, бежавшего в армию, как опять-таки шпиона, сдали генерал-губернатору, который и вернул беглеца матери. Наконец, сражение состоялось – 26 августа у села Бородино, в 120 км от Москвы. Уже после изгнания французов похоронная команда на Бородинском поле сожгла, согласно «Ведомости», 56 811 тел человеческих и 31 664 лошадиных. Лучше всего о Бородинской битве, ставшей главным сражением Отечественной войны 1812 года, расскажет Музей-панорама «Бородинская битва» (Кутузовский проспект, 38), где выставлена грандиозная работа художника-баталиста Франца Алексеевича Рубо (1856–1928), созданная к столетнему юбилею Отечественной войны. Здесь же стоит «Кутузовская изба в Филях», воссозданная в 1887 году. Перед зданием музея – памятник Кутузову работы Томского, между музеем и Поклонной горой – Триумфальные ворота, созданные архитектором Осипом Ивановичем Бове (1784–1834) в честь победы в Отечественной войне. Их воссоздали в 1968 году.

«Сего дня было весьма жаркое и кровопролитное сражение. С помощию Божиею русское войско не уступило в нем ни шагу, хотя неприятель с отчаянием действовал против него. Завтра надеюсь я, возлагая мое упование на Бога и на московскую святыню, с новыми силами с ним сразиться», – писал Кутузов Ростопчину после Бородинского сражения.

«Светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться», – заверил москвичей Ростопчин в «афишке». А в городе уже закрывались присутственные места и увеличивался поток беженцев.

В дом Ростопчина, который дошел до наших дней (Большая Лубянка, 14), привезли смертельно раненного генерала Петра Ивановича Багратиона (1765–1812), здесь князь Багратион был три дня и, уезжая, оставил записку: «Прощай, мой почтенный друг. Я больше не увижу тебя. Я умру не от раны моей, а от Москвы». Багратион уже знал: Москву сдадут. Сегодня недалеко от станции метро «Багратионовская» расположен Багратионовский проезд. Как раз примерно в этих местах и стояла деревня Фили, где 1 сентября состоялся военный совет, на котором решали – биться еще раз с французами у стен Москвы или оставить древнюю столицу без боя. Что решили – мы знаем. «Неприятель, отделив колонны свои на Звенигород и Боровск, и невыгодное здешнее местоположение принуждают меня с горестию Москву оставить», – написал Кутузов Ростопчину. Сам Ростопчин уехал из Москвы в числе последних беженцев. До сих пор историки спорят о том, было ли это решение единственно правильным – не стоило ли прибегнуть к длительной обороне, ведь в городе были и добровольцы, и военное снаряжение, и продовольственные склады. Однако прошло два века – победителей не судят.


«Ключи от старушки Загряжской»

«Напрасно ждал Наполеон» делегацию москвичей с ключами от города, когда же французы сообразили все-таки собрать каких-то случайно пойманных жителей, император просто повернулся спиной – его это представление не устроило. Зато, если верить мемуаристке Елизавете Петровне Яньковой (1768–1861), некая старушка Загряжская вручила-таки Наполеону связку каких-то ключей, видимо, от погребов и амбаров. Бонапарт же в ответ подарил бабушке село Кузьминки с роскошной барской усадьбой. Князь Сергей Михайлович Голицын (1774–1859), хозяин Кузьминок, вернувшись после ухода французов, был несказанно удивлен, но выселил бойкую старушку с большим трудом. Пожар Москвы, длившийся с 2 по 8 сентября, начался сразу с приходом армии Наполеона. Кто и как поджигал – это предмет многочисленных баталий специалистов. Наполеон из Москвы неоднократно писал императору Александру I с предложением мира, особо оговариваясь, что древнюю российскую столицу его армия не жгла, а, наоборот, старалась потушить. Французы даже вешали и расстреливали тех, кого подозревали в поджогах. Однако город, топившийся печами, с множеством брошенных домов, с огромными складами спиртного, просто не мог не сгореть даже без злого умысла. Потом подсчеты показали, что из каменных 9158 домов уцелело 2626, из 329 храмов сгорело 127, а остальные были разграблены и изуродованы, из 8520 магазинов осталось 1368. После бегства французов из Москвы было захоронено 12 тыс. найденных на улице человеческих тел. Потери Москвы были поистине чудовищны: сгорело здание университета и многие его архивы, книжное собрание князя Алексея Ивановича Мусина-Пушкина (1744–1817), где хранился список «Слова о полку Игореве», библиотека Николая Михайловича Карамзина (1766–1826), Петровский и Арбатский театры и великое множество прекрасных дворцов с произведениями искусства и библиотеками. Погибли исторические здания, целые кварталы старой Москвы. Больше всего пострадали Китай-город и Земляной город. Но, как ни странно, уцелели почти все модные магазины Кузнецкого Моста – москвичи потом объясняли это тем, что французские солдаты в первую очередь спасали имущество своих соотечественников.


Пожар – «поэзия подвига»

Удивительно, но герой Отечественной войны Денис Васильевич Давыдов (1784–1839) «полагал полезным истребление Москвы». Эту мысль он объяснял так: «Слова «Москва взята» заключали в себе какую-то необоримую мысль, что Россия завоевана, и это могло во многих охладить рвение к защите того, что тогда только надлежало начинать защищать. Но слова «Москвы нет» пересекли разом все связи с нею корыстолюбия и заблуждение зреть в ней Россию. Вообще все хулители сего превосходства мероприятия ценят одну гибель капиталов московских жителей, а не поэзию подвига, от которого нравственная сила побежденных вознеслась до героизма победительного народа». Сегодня улица Дениса Давыдова соединяет улицу Генерала Ермолова, названную в честь еще одного героя Отечественной войны, Алексея Петровича Ермолова (1777–1861), и улицу 1812 года. «Москвы нет» – и Россия поднялась для отмщения, люди забыли о корысти и личных потерях. О возможности сожжения Москвы говорили еще до Бородинского сражения, «и все внимали этому с восторженностью и ликованием», как писал в своих воспоминаниях участник Отечественной войны. Но катастрофический московский пожар имел и важнейшее значение для победы русского оружия. Пожар отвлек французскую армию, позволил отдохнуть и сделать нужный маневр на Калужскую дорогу нашей. А в практически сожженной Москве шла другая, необъявленная война. Как написал Федор Иванович Корбелецкий (1775–1837), писатель и чиновник, попавший в плен к Наполеону и поневоле исполнявший роль «консультанта», в своих мемуарах «Краткое повествование о вторжении французов в Москву», по ночам французы старались отсидеться за толстыми стенами уцелевших домов.

«В осенние, глубокие и темные, ночи жители московские убивали французов великое множество, кидая их в колодези, подвалы, погреба, пруды и другие места», – вспоминал Корбелецкий, утверждая, что так французская армия потеряла 20 тыс. человек. А днем наполеоновские солдаты пытали и избивали священников, требуя, чтобы они отдали церковные ценности, грабили дома, магазины и склады, убивали, насиловали. Москва при французах была городом ужасов – «Великая армия» показала себя во всей красе.


«Несчастия ваши жестоки…»

От пожара Наполеон на несколько дней переехал в Петровский дворец (Ленинградский проспект, 40). Думы у Наполеона, должно быть, были не самые веселые – русские не предлагали мира и не собирались сдаваться. Однако император старался не показывать дурного настроения – устроил смотр гвардии, раздал награды особо отличившимся солдатам, приказал начать театральные представления. А также распорядился создать муниципалитет для управления Москвой. В «Воззвании французского командования к жителям Москвы» говорилось: «Несчастия ваши жестоки, но Его Величество Император и Король хочет прекратить течение оных». Для «прекращения течения оных» предлагалось «восстановить публичное доверие, источник счастья Государств, жить как братья с французскими солдатами, дать взаимно друг другу помощь и покровительство, соединиться, чтобы опровергнуть намерения зломыслящих, повиноваться воинским и гражданским Начальствам». В результате командование заверяло: «скоро ваши слезы течь перестанут». Однако даже городской голова Петр Иванович Находкин (1746–1818), согласившись принять эту должность, объявил, что «как честный человек, я должен, прежде всего, заявить, что никогда и ничего не сделаю против веры и своего государя». В уцелевших церквах молились за императора Александра I, а на продовольственные обозы нападали партизаны. Ходили даже слухи, что народные мстители закапывают живьем в землю купцов, продающих продукты врагу. Желание Наполеона зимовать в Москве и дождаться здесь от русских предложения о мире оказалось неисполнимым. Армия таяла на глазах, а оставшиеся все больше походили на дикую толпу мародеров. Наладить взаимоотношения с местными жителями не получалось.


«Я покинул Москву»

Все послания Наполеона с предложениями о мире Александр I проигнорировал. Французский император обвинял русских в уничтожении своей столицы и в варварстве.

«В добропорядочных столицах меня не так принимали: там оставляли администрацию, полицию, стражу, и все шло прекрасно. Так поступили дважды в Вене, в Берлине, в Мадриде», – жаловался Наполеон Александру I, но явно сочувствия не нашел. По крови более немец, чем русский, и большой либерал, Александр Павлович Романов в душе оказался настоящим «русским дикарем», готовым ради истребления неприятеля на все. Идея двинуться на Петербург пришла в голову французского императора слишком поздно – русская армия заняла Калужскую дорогу, да и грядущая распутица не обещала ничего хорошего. Иллюзии Наполеона таяли – он начинал осознавать, что дела плохи: накануне зимы его совершенно к ней не подготовленная армия находится в разоренном городе, куда уже редко прорываются обозы с едой и фуражом. Нерегулярно работала почта – потому что регулярно работали партизаны. Император неделями не получал информацию из Парижа и не мог управлять оставленной империей. Выход был один – бежать. Самое «трогательное», что сделали французские солдаты перед уходом из Москвы, – многие из них закопали награбленное в московских садах. Перед бегством Наполеон написал жене: «Я покинул Москву, приказав взорвать Кремль». Хотя все, что Наполеон велел уничтожить, взорвать не удалось, утраты оказались колоссальны. Здание Арсенала, Новодевичий монастырь, Водовзводная башня Кремля – все это потом восстанавливали много лет. Но, заняв Париж в 1814 году, русские не уничтожили ни одного здания.


«Он служил отечеству»

Освобожденная Москва нашла в себе силы для ликования. Все уцелевшие колокола сзывали горожан на Божественную литургию в Страстной монастырь. Император Александр I не один миллион рублей потратил на помощь московской бедноте и крестьянам Московской губернии. Раз в неделю в полиции выдавали оставшимся без средств чиновникам – 25 копеек на день, разночинцам – 15 копеек. Город вновь забурлил. Уже в декабре 1812 года, как писали «Московские ведомости», все мало-мальски пригодные для жилья места были заняты, а на торговых площадях толпились люди. Взятие Парижа весной 1814 года Москва отмечала широко – три дня звонили колокола, вечерами город был освещен, гремела музыка, горожане гуляли и веселились. В восстановленном Благородном собрании (Большая Дмитровка, 1) 24 апреля состоялся прекрасный бал. Балы, маскарады и спектакли давало и московское дворянство. В письме Марии Ивановны Римской-Корсаковой (1765–1832), дамы весьма известной и уважаемой в Москве, чей дом ценили все «звезды эпохи», есть образное определение общего настроения: «У нас, хотя Москва и обгорела до костей, но мы на радостях не унываем, а торжествуем из последних копеек». Но они не только торжествовали – Москву надо было восстанавливать и отдавать должное тем, кто сложил головы за Отечество. В 1813 году было восстановлено монастырское кладбище Донского монастыря (Донская площадь, 1), разграбленного французами. В его некрополе захоронено немало участников Отечественной войны 1812 года. На саркофаге родственника Дениса Давыдова – Петра Львовича Давыдова – вырезаны слова: «Он служил Отечеству в достопамятную войну 1812 года». Новодевичий монастырь (Новодевичий проспект, 1) уцелел чудом: уже заминированный французами, он не взорвался – кто-то из монахинь залил фитили. На Старом Новодевичьем кладбище похоронены Денис Васильевич Давыдов, Михаил Николаевич Загоскин (1789–1852), участник Отечественной войны и автор романа «Рославлев, или Русские в 1812 году», писатель Иван Иванович Лажечников (1790 –1869), прошедший войну в рядах Московского ополчения, и многие другие участники Отечественной войны. В 1849 году на Серебряном острове в Измайлово (Измайловский проезд, 4, Измайловский (Серебряный) остров) с участием императора Николая I (1796–1855) и великих князей был открыт госпиталь-богадельня для ветеранов и инвалидов Отечественной войны. Есть на карте Москвы улица Генерала Дорохова. Иван Семенович Дорохов (1762–1815) – герой Отечественной войны, участник Бородинского сражения, партизан, его соединение освободило Верею, в которой он и похоронен. Именами героев Отечественной войны 1812 года названы Дохтуровский переулок, улица Кульнева, улица Неверовского, Платовская улица, улица Раевского, Сеславинская улица, улица Василисы Кожиной, улица Герасима Курина, Тучковская улица, улица Барклая. В Западном округе Москвы расположены улицы, чьи названия также имеют прямое отношение к Отечественной войне 1812 года: 1-я и 2-я Бородинские и Тарутинская.


«Нет худа без добра»

Более двух десятилетий потребовалось на восстановление Москвы. Учрежденная в 1813 году императором Александром I «Комиссия для строения в Москве» должна была следить за тем, чтобы застройка пепелищ не была хаотичной. В Комиссии можно было получить альбом с «образцовыми проектами», разработанными Осипом Бове. Кроме Бове, ставшего фактически главным архитектором восстановления Москвы, над созданием нового облика древней столицы работали архитекторы Доменико Жилярди (1785–1845) и Афанасий Григорьевич Григорьев (1782–1868). Приехавший в Москву в августе 1815 года прямо с Венского конгресса, завершившего эпоху Наполеоновских войн, Александр I одобрил план восстановления и благоустройства Москвы. Этому плану мы обязаны появлением Садового кольца на месте бывшего Земляного вала. Предписание создавать «садики во всю длину мест своих перед домами на валу, дабы со временем весь проезд вокруг Земляного вала с обеих сторон был между садами», москвичи исполняли охотно. И к 1830 году бывший Земляной вал действительно украшали сады и палисадники. Как вспоминала Елизавета Янькова о периоде восстановления Москвы, «нет худа без добра: после строительства улицы стали шире, те, которые были кривы,- выпрямились, и дома начали строить больше все каменные, в особенности на больших улицах». По утвержденному в 1817 году генеральному плану, строительство деревянных домов внутри Садового кольца запрещалось, Красная площадь стала главной площадью Москвы, а вокруг Кремля появился бульвар. Желание построить в Москве храм в честь победы в Отечественной войне Александр I высказал еще до окончания войны, в манифесте от 25 декабря 1812 года. Конкурс, объявленный в 1814 году, выиграл художник, обрусевший швед Карл Витберг (1787–1855). Однако строительство на Воробьевых горах пришлось прекратить из-за изъянов грунта. Уже на другом месте в 1837 году строительство храма Христа Спасителя начал архитектор Константин Андреевич Тон (1794–1881). И архитектора, и место выбрал лично Николай I. Освящение храма состоялось только в 1883 году. В 1931 году храм был разрушен, в 1994–1999 годах на этом месте возвели новый храм, внешне очень похожий на прежний (Волхонка, 15). Оказалось, что действительно «нет худа без добра», – после восстановления Москва получила вид настоящей европейской столицы с правильной планировкой. Тогда же появились современное здание Большого театра (Театральная пл., 1) и была устроена Театральная площадь, возведено здание Манежа (Моховая ул., 1/9). О прежней Москве напоминает и заложенный в 1820 году, как мемориал в честь победы, Александровский сад (Кремль, западная сторона) – крылья его грота «Руины» выложены обломками разрушенных наполеоновской армией зданий.

Встретить двухсотлетний юбилей Отечественной войны 1812 года в Москве начали готовиться задолго до знаменательной даты. Мэр столицы Сергей Собянин в феврале 2011 года возглавил организационный комитет по подготовке и проведению празднования 200-летия победы России в Отечественной войне 1812 года. На праздничные мероприятия правительство Москвы выделило 620 млн руб., из которых треть средств была потрачена на реставрацию Триумфальных ворот. Этот монумент стал визитной карточкой юбилея. Сотни мероприятий – от ремонта и реставрации исторических объектов до выставок, научных конференций, концертов, балов, праздников и народных гуляний – прошли в Москве в эти дни. С 1 по 8 сентября на Красной площади состоялся Международный военно-музыкальный фестиваль «Спасская башня». А 8 сентября с участием военно-исторических клубов из многих стран прошел праздник на Бородинском поле. В Московском Кремле выставлены пушки, захваченные у неприятеля, и наши орудия тех лет. И наконец-то на Красной площади открыт Музей войны 1812 года, экспонаты которого были собраны еще к столетнему юбилею славной даты. По пути, пройденному два столетия назад русской армией, 12 августа стартовал конный казачий поход «Москва – Париж». Современные казаки, одетые в форму образца 1812 года, на лошадях донской породы должны преодолеть больше трех тысяч километров и проехать шесть стран.


Текст: Алиса Бецкая 



Назад в раздел
МОЭСКМоскапстройКапиталМИЦ
КапстройситиФУДШколаАБЗ