НулевойПервыйВторойТретийЧетвертыйПятыйШестойСедьмойВосьмойДевятыйДесятыйОдиннадцатыйДвеннадцатыйТринадцатый

Шумел, горел пожар московский... История пожарного дела в Москве насчитывает многие Века


С самого начала становления Москвы огонь был одним из самых страшных врагов нашего города. Историки затрудняются назвать точное количество хотя бы самых страшных пожаров, уничтожавших порой Москву чуть ли не полностью. Потому и опыт борьбы с московскими пожарами складывался веками.


«Без различия чина»

Главной причиной того, что горела Москва много и часто, был материал, из которого наши предки ставили свои дома. Делали они это совершенно сознательно – дерево было рядом, дешево, а также считалось (и не без оснований), что в деревянных домах жить намного лучше и здоровее. Еще Юрий Долгорукий, основатель Москвы, как сообщает нам летопись, повелел «сделати мал древян город». Впрочем, вряд ли князю пришло бы в голову издать иное распоряжение – каменное строительство на Руси в XII веке было очень локальным – даже в стольном городе Киеве каменных зданий было совсем немного.

Потому всего через три десятилетия после начала Москвы, в 1177 году, рязанский князь Глеб «приеха на Московь и пожже город весь и села». И это только одно из первых упоминаний в летописях московских пожаров. Междоусобные княжеские войны, а потом и набеги татарских захватчиков не раз превращали Москву в пепелище, поскольку деревянными были не только дома жителей (избы, иначе – «истопки»), но и храмы и крепость на Боровицком холме. Даже само название холма, с которого строилась и разбегалась по холмам окрестным Москва, говорит само за себя – Боровицкий.

Леса у нас тут стояли как залог того, что строения гореть будут, так и того, что отстроимся вновь после пожара быстро.

Идея быстрого «модульного» строительства, позволяющего в считанные дни или недели поставить заново хоть избу, хоть храм или княжеские хоромы, так и закрепилась. Многие иностранные гости писали о нашем городе, что, хотя пожары есть страшное бедствие, но всякий москвич, даже самый бедный, имеет возможность после пожара быстро и дешево поставить новый дом.

Разборные срубы продавались прямо в самом городе, а бригады «шабашников» могли привезти и сложить купленный недорого сруб на указанном месте. Эта практика так вошла в жизнь москвичей, что наиболее ценные вещи в домах не держали – для них во дворах делали специальные схроны, не боящиеся пожаров.

Сгорел дом – не беда, достали сбережения и ценности из схрона – и на торг, за новым домом.

Дело же тушения пожаров было общим – достаточно сказать, что великий князь московский Иван III Васильевич (1440–1505), государь, при котором Московское княжество стало полноценным участником мировой политики и торговли и избавилось от ордынского ига, сам лично с дружиной тушил пожары и даже получил многочисленные ожоги. Когда в 1472 году «загорелся посад на Москве и много погорело», Иван III вместе с сыном и дружинниками лично рубил заборы и заслужил в летописи эпитет «зело храброго». И это не единственный случай, когда самому государю пришлось вставать на защиту города от огня. Его собственный дворец в 1473 году «едва силою отстояли». В 1479 году снова великий князь вынужден бросать дела государственные и лично бороться с огнем, о чем летописи пишут предельно конкретно: «загореся Москва внутри града близ Угрешского двора… едва сам князь великый со многими людьми переметали и угасили... Вместе с сыном он не сседаючи с коней своими руками разметывали строения и тушили пожар».

Даже личный героизм великокняжеской семьи не избавлял Москву от огненного ада. Редкий год в Москве не случалось крупных пожаров. После очередного бедствия в 1493 году Иван III вынужден был ввести в Москве «правила пожарной безопасности» – вполне продуманные и подтвержденные собственным жестоким опытом. Прозванный Грозным задолго до своего внука и тезки Ивана IV (1530–1584), Иван III вводил эти правила жесткой рукой – и имел к тому самые серьезные причины, что вполне признавалось обществом той поры.

Во-первых, он запретил летом без крайней причины, кроме болезни или родов, топить бани и избы. Также великий князь запретил по вечерам жечь в избах огонь (и правильно – спать нужно ложиться вовремя!). Что касается ремесленников, чья деятельность связана с использованием огня (стекольщиков, гончаров, кузнецов и прочих), то им было предписано вести работу вдали от жилых строений, а еще лучше – вообще переехать за черту города. Так и возникли ремесленные загородные слободы. Из Кремля, который постепенно становился кирпичным, перенесли торг с его деревянными палатками, от стен Кремля убраны все деревянные строения, даже церкви, а вокруг его стен был вырыт ров и сделаны пруды.

С 1494 года в Москве звонил «всполошный» колокол, взнесенный на башню, который должен был оповещать о пожарах. Призвали к профилактике пожаров и общественность. Помимо служивых людей – «решеточных приказчиков», приставленных к «решеткам» на каждой улице, «чтобы воры нигде не зажгли, не положили бы огню, не накинули ни со двора, ни с улиц», а также и следящих за тем, чтобы ночью без крайней нужды народ по улицам не бродил, к противопожарной охране привлекли «всех обывателей без различия чина… и из торговых рядов по одному человеку с десяти лавок».

Какое уж тут различие чинов перед пожарной угрозой, когда сам великий князь регулярно был вынужден своими руками огонь тушить. Отвечали за противопожарную безопасность специальные чиновники – бояре, подьячие, стрелецкие головы, которых называли «объезжие головы», то есть объезжали, смотрели и если что – тащили на суд княжеский. Им вменялось следить за тем, чтобы обыватели своевременно чистили от сажи печные трубы и могли вовремя являться на тушение пожара со всеми необходимыми инструментами. Тех, кто не соблюдал правила, могли отменно высечь батогами, при полном непротивлении соседей и родственников – дело сохранения от пожаров всеми понималось как общее. Сгореть-то могли как дворы княжеские и боярские, так и обывательские. Историки же в итоге постановили, что с 1504 года (буквально за год до кончины Ивана III Васильевича) стоит вести наш отсчет становления в Москве вполне развитой для того времени противопожарной службы.

«Указал великий государь делать каменное строение»

Внук Ивана III, Иван IV Васильевич, не меньше деда радел о деле пожарной безопасности. Подтвердив все прежние установления, он продолжил его дело, в частности, приказал завести в каждом московском дворе чан с водой для тушения пожаров и веники на длинных шестах, которые, смоченные в воде, помогали в тушении пожаров, а также завести через каждые 10 дворов переулок – для доступа пожарных. При Иване IV Приказ каменных дел начал на льготных условиях ссужать желающих построиться вновь москвичей кирпичом и даже белокаменными блоками, рассчитаться за которые можно было в течение 10 лет.

В 1550 году численность стрельцов, обязанных тушить пожары, была определена в 3000 человек. Главным способом прекращения пожаров была рубка загоревшихся дворов и растаскивание их, чтобы не допустить загорания дворов соседних. Ведали пожарным делом в Москве в те времена Земский приказ и Разрядный приказ, делами о поджогах, которые относились к самым страшным преступлениям, ведали приказы Разбойный и Судный.

В «Записках о Московии» барона Сигизмунда Герберштейна (1486–1566), австрийского дипломата, посещавшего наш город при великом князе московском Василии III (1449–1533), о московских пожарах написано очень эмоционально: «Можно было видеть, как от чрезмерного зноя загорались очень много деревень, лесов и хлебов. Дым от них до такой степени наполнял страну, что глаза выходящих на улицу получали от дыма сильное повреждение. И от дыма исходил какой-то мрак, который сделал слепыми многих».

Только тесное взаимодействие власти и обывателей позволяло как-то избегать постоянных возгораний в городе, который по-прежнему в основном оставался деревянным. Чиновники вместе с выборными старостами и «десятниками» следили за тщательным соблюдением правил. На противопожарные меры собирали средства всем миром.

А в 1584 году, уже в год кончины Ивана IV, «на построение каменных домов» государство выдало москвичам 250 тысяч рублей – сумма буквально астрономическая по тем временам, когда стоимость одной деревни составляла несколько десятков рублей. Стремление власти заставить москвичей стоить дома из менее горючего материала – камня и кирпича – было понятно.

Но традиции в этом случае оставались сильнее. Тем более что в начале XVII века Смутное время буквально все смешало в Московском государстве, и огонь временно победил – из Смутного времени Москва вышла с пепелищем, уцелел только Кремль.

Тем не менее уже в 1633 году царь из новой династии Романовых, Михаил Федорович (1596–1645), издал указ, должный побудить москвичей «ставить палаты каменные», с обещанием, что для энтузиастов «от государя и отца его государева великого государя святейшего патриарха будет милостивое слово».

Но Москва, при всех противопожарных мерах, продолжала страшно и часто гореть. В 1668 году пожар был такой, что сгорели даже главы на соборе Василия Блаженного и весь Китай-город. И это неудивительно – как писал немецкий дипломат Адам Олеарий (1600–1671), бывший в Москве неоднократно в царствование Михаила Федоровича: «Жилые строения в городе (за исключением домов бояр и некоторых богатейших купцов и немцев, имеющих на дворах своих каменные дворцы) построены из дерева... Крыши крыты тесом, поверх которого кладут бересту, а иногда дерн. Поэтому-то часто и происходят сильные пожары.

Иногда не проходит и месяца или даже недели, чтобы несколько домов, а временами, если ветер силен, целые переулки не уничтожались бы огнем... Мы в свое время по ночам иногда видели, как в трех-четырех местах зараз поднималось пламя. Незадолго до нашего прибытия погорела третья часть города, и, говорят, четыре года тому назад было опять то же самое.

При подобном несчастье стрельцы и особые стражники должны оказывать огню противодействие. Водою здесь никогда не тушат, а зато немедленно ломают ближайшие к пожару дома, чтобы огонь потерял свою силу и погас. Для этой надобности каждый солдат и стражник должен иметь при себе топор… Чтобы предохранить каменные дворцы и подвалы от стремительного пламени во время пожаров, в них устраивают весьма маленькие оконные отверстия, которые запираются ставнями из листового железа.

Те, чьи дома погибли от пожара, легко могут обзавестись новыми... на особом рынке стоит много домов, частью сложенных, частью разобранных. Их можно купить, задешево доставить на место и собрать».

Побывавший в Москве уже в царствование второго царя династии Романовых, Алексея Михайловича (1629–1676), архидиакон Антиохийской церкви Павел Алеппский (1627–1669) так описывал возвращение царя в столицу с богомолья: «Когда он дошел до ворот крепости большого дворца, над коими возвышается громадная башня, высоко возведенная на прочных основаниях, где находились чудесные городские железные часы, знаменитые во всем свете по своей красоте и устройству и по громкому звуку своего большого колокола, который слышен был не только во всем городе, но и в окрестных деревнях более чем на 10 верст, – на праздниках нынешнего Рождества, по зависти диавола, загорелись деревянные брусья, что внутри часов, и вся башня была охвачена пламенем вместе с часами, колоколами и всеми их принадлежностями, которые при падении разрушили своею тяжестью два свода из кирпича и камня, и эта удивительная редкостная вещь, восстановление которой в прежнем виде потребовало бы расхода более чем в 25 тысяч динаров на одних рабочих, была испорчена,– и когда взоры царя упали издали на эту прекрасную сгоревшую башню, коей украшения и флюгера были обезображены, и разнообразные, искусно высеченные из камня статуи обрушились, он пролил обильные слезы, ибо все эти события были испытанием от Творца – да будет возвеличено Его имя!»

В 1681 году царским указом было объявлено, что желающим построиться не в дереве, а в кирпиче будут даны льготы: «У которых у вас дворы по большим улицам, к городовой стене к Китаю и к Белому городу, и которые ныне погорели, и тем людям указал Великий Государь делать каменное строение; а на то строение пожаловал Великий Государь, велел Вам дать кирпичу из приказу Большого дворца по указной цене по полтора рубля за тысячу, в долг, а деньги в Свою Государеву казну взять с вас погодно в десять лет... А кому за чем каменнаго строения строить не в мочь, и тем по большим улицам, вместо забору, строить стенки каменные неотложно по весне, для того что большие улицы во многих местах тесны, и в пожарное б время свободно было стрельцам от пожара дворы отымать».

Но даже эта мера не помогла – и потому уже правительство царевны Софьи Алексеевны в 1685 году обещало не только льготы, но и кары: «Деревянного строительства отнюдь никому не делать, а кто сделает какие хоромы или чердаки высокие, у тех строение велеть сломать». Петр I (1672–1725), особо озаботившийся пожарной охраной, в 1701 году издал указ – опять-таки о том же: «Деревянного строения отнюдь не строить, а строить каменные дома или, по крайней мере, мазанки, и строить не среди дворов, как бывало в старину, а линейно по улицам и переулкам».

В этот же год в Москве был такой пожар, что читать о нем жутко: «19 июля 1701 года в 119м часу волею Божиею учинился пожар: загорелись (в Кремле) кельи в Новоспасском подворье; и разошелся огонь по всему Кремлю, выгорел царев двор весь без остатку; деревянныя хоромы и в каменных все внутри, в подклетях и погребах – все запасы еды и питья… Всякое деревянное строение сгорело без остатку, также и дом святейшего патриарха и монастыри, а на Иване Великом колоколы многие от того пожара разселись… Во время пожара монахов, монахинь, священников и мирских людей погибло много в пламени.

Огонь был так велик, что им уничтожены были Садовническая слобода и государевы палаты в саду. Даже струги и плоты на Москве-реке погорели без остатку.

В Кремле невозможно было ни проехать на коне, ни пешком пробежать от великого ветра и вихря… И земля сырая горела на ладонь толщиною».

Первый русский император в 1722 году установил штрафы за несоблюдение правил противопожарной безопасности: «Со знатных людей 16 алтын и 4 деньги, с незнатных – в два раза меньше». И что же? Даже к концу XVIII века, как говорят документы того времени, каменные дома в Москве составляли не более пятой части от общего числа. Также было множество домов, в которых кирпичным был только первый этаж, а второй или даже третий – деревянные. Мнение русских людей, что жить в деревянных домах более приятно и для здоровья полезно, побеждало любую угрозу пожаров.

Так что нужно было не только поощрять каменное строительство, которое само по себе не было панацеей от пожаров, но и совершенствовать противопожарные меры и пожарную службу, тем более что страдали от пожаров по-прежнему не только обыватели, но и вельможи. Только в 1753 году у императрицы Елизаветы Петровны (1707–1762) на пожаре сгорел весь московский гардероб – ни много ни мало четыре тысячи платьев.

Пожарные конторы, экспедиции, команды

То, что дело тушения пожаров нужно поручить профессионалам, постепенно становилось очевидным для всех. Еще в 1624 году Московский печатный двор для защиты от огня приобрел 4 «водоливных трубы» – как отечественной работы, так и немецкой. И в том же году первая пожарная команда из двух сотен человек, к которым летом, в особенно пожароопасную пору, присоединялись еще 100 человек, приступила к работе. За государственный счет она была обеспечена транспортом – дежурили 20 извозчиков, готовые по необходимости доставить на место пожара «водоливные трубы», багры, ведра и прочий инвентарь вместе с командой. Контролировал дело Земский приказ, он же и собирал средства с обывателей на тушение пожаров.

В знаменитом Соборном уложении 1649 года, по которому наше государство жило вплоть до XVIII века, ответственность за возгорания возлагалась не только на поджигателей, но и на растяп, неосторожно обращавшихся с огнем. В том же 1649 году «Наказ о градском благочинии» повторял чуть ли не все правила, предписанные еще указами Ивана III и Ивана IV: иметь запас воды, не пользоваться печами без крайней надобности, соблюдать меры безопасности и т.д. Также «Наказ» установил, что ответственность за последствия пожаров будут нести должностные лица, не обеспечившие соблюдение правил противопожарной безопасности и своевременное принятие мер.

В 1736 году минимальная ширина московских улиц была установлена в две сажени – примерно четыре с половиной метра, также была введена и обязательность колодцев в московских дворах. В 1763 году появились «пожарные конторы» с необходимым штатом профессионалов. В 1784 году в Москве, поделенной на 20 частей, уже работало 20 пожарных команд, содержавшихся на счет казны. В конце XVIII века их переименовали в «пожарные экспедиции». Но переименование сути дела не меняло. Все меньше для тушения пожаров привлекали обывателей, все больше это становилось делом профессиональных пожарных. И к началу XIX века, наконец, в Москве появилась полностью профессиональная пожарная служба, которую возглавил брандмайор, отвечавший за все пожарные команды города. С той поры масштабы московских пожаров, если не считать пожара Отечественной войны 1812 года, сильно сократились – ведь на сборы пожарным командам отводилось всего две с половиной минуты. Бравые пожарные в форме становились героями московских улиц, им рукоплескали барышни, их рисовали художники. Москва более никогда не выгорала дотла. Кстати, примерно тогда и возникла разница между словами «пожарный» и «пожарник». «Пожарный» – это тот, кто тушит пожары, а «пожарниками» называли тех, кто нищенствовал в Москве, прося денег на восстановление после пожаров, реальных или мифических. Одним словом, «пожарный» – с той поры и доныне – звучит гордо.

Текст: Алиса Бецкая



Назад в раздел
МосводоканалГераГеопроектизысканияМосгаз
Коминвест-АКМТФондКапстройситиФУД